Маг что-то пробормотал, дернул ногой и захрапел.
— Тогда мне придется. — развел руками Марко.
Я вспыхнула как маков цвет.
В общем, через неделю он отвел меня к алтарю, и мы принесли брачные клятвы любить, холить и хранить верность до самой смерти. Любила ли я его? Тогда, казалось, да.
Марко обет сдержал — до самой смерти он был мне верен. Его убили в пустяковой стычке через месяц после нашей свадьбы.
— Так, что-то ты, как я погляжу, много разговариваешь, пора в жабу превращать. — Гансик вздрогнул. — Вернее, в головастика, лягушачьего детеныша. Одевайся и марш относить мазь фрау Елизе.
Я вышла из комнатки, поставила горшочек с мазью на прилавок, рядом положила обещанный пфенниг.
— И скажи ей, чтобы поставила на ночь мазь под кровать, а когда ляжет спать, пускай прочтет молитву Ночному Ангелу. — громко сказала я. — А как проснется, может уже и мазаться. Понял?
— А зачем молитву, Клархен? — Ганс высунул голову из-за двери.
— Мази настоятся надо. — усмехнулась я. — Но не говорить же ей, что я незнамо чем занималась, вместо того, чтоб ее заказ выполнять. Вот пускай и думает, что тут мазь с наговорами да ворожбой, коза такая. Ведьма я, или кто? Надо поддержать репутацию.
Мальчик прыснул в кулачок и исчез.
— Обманывать нехорошо. — язвительно заметил он.
— Кого это я обманываю? — деланно удивилась я. — Я ж не утверждаю, что от этого толк будет. Правда, вреда тоже никакого. Чистое искусство торговли.
— Ну да, конечно. — сказал Гансик, появляясь в зале и ехидно улыбаясь.
— Ох, что о моей лавке клиенты подумают, с таким рассыльным… — вздохнула я, достала гребень и быстренько расчесала мальчишку. — Все, бери мазь, денежку, и дуй давай. Если кто будет меня искать — ушла в лес за цветком папоротника.
— Ух-ты! — Ганс аж подпрыгнул. — А как найдешь — покажешь? А клад искать с собой возьмешь?
— Ох же шалапут… — я возвела очи горе. — Папоротник не цветет, а мне нужен дубовый мох. Давай, двигай уже мазь относить.
Гансик схватил мазь, монетку и стрелой вылетел на улицу. Быстро собралась и я, вышла из лавки, тщательно ее заперла, да и пошагала добывать травки и коренья.
Само собой, дура б я была гольная, если бы только и набрала, что нужное количества мха. Бергенау сделал мне такой заказ, что почти все мои запасы переходили в его загребущие ручки. Заплатил, конечно, хорошо, да только лишних денег не бывает, а кто я, без своих трав? На ворожбу у меня лицензии нет, да и ворожея из меня такая, что практически никакая. Опять же, где в Кирхенбурге достаточное количество клиентов на ворожею найти? А мази, притирания, ароматные настойки — товар вечный, неизменным спросом пользующийся.
Провозилась я в лесу до самого вечера, набрала здоровущий мешок трав, корешков и прочих, в моем деле необходимых, ингредиентов, и только когда солнце скрылось за верхушками деревьев, хлопнула себя по лбу и обругала последними словами. Налегке, возможно (хотя и не факт), я бы успела добраться к городским воротам до их закрытия, а вот с мешком — и думать нечего.
Оставалось у меня, по большому счету, два варианта: пойти ночевать на охотничью заимку, старую, но вполне прочную хибару посреди леса, или же в небольшую харчевню у Северных ворот, где находили приют опоздавшие, как и я, раззявы. Оба варианта имели как свои плюсы, так и свои минусы, были от того места, где я находилась, равноудалены, но, несколько минут подумав, я решила все же идти в харчевню. В конце концов, горячая пища, даже если за нее придется платить, имеет свои преимущества. А на заимке не-то есть хоть крупа какая, не-то нету — Вышний знает.
Взвалив на спину мешок, я двинулась к цели, долго и нудно в мыслях рассказывая себе самой о вреде излишне увлеченности, опасностях, подстерегающих в ночном лесу одиноких девиц, а также методах профилактики раннего ухудшения памяти. Костерила себя последними словами, проще говоря. Еще бы, если учесть, что предстояло обойти добрых полгорода…
Вообще-то вечером в лесу хорошо, особенно летом. Комарья пока почти нет, солнце уже не припекает, свежий воздух, птички щебечут еще — лепота. Вот через часок, когда солнце уже сядет, а месяц еще не взойдет, станет поганенько. Не видно ни зги, ветки со всех сторон цепляться за платье начнут, да пытаться глаза выколоть, но к тому времени я надеялась выйти на торный тракт, который не потеряешь даже пасмурной ночью, когда с небес не падает ни единого лучика света.
Так оно и вышло. Едва небо из темно-лазоревого превратилось в иссиня-черное и на нем проклюнулись первые звезды, лес расступился и я вышла на широкую дорогу, укатанную множеством колес до твердокаменного состояния. Еще полчаса спустя я перешагнула порог харчевни, с многообещающим названием «Доброй ночи».
Хозяин, пожилой герр Калеб Монс, меня, разумеется, знал. В маленьких городках всегда все друг друга знают, и Кирхенбург тут отнюдь не исключение, а самое что ни на есть правило.
Не стану утверждать, что мое появление Монса осчастливило, но и расстраиваться ему было не с руки. Это в больших городах содержатель харчевни или трактира перед воротами зашибает деньгу недуром и может себе позволить выставить непонравившегося посетителя на улицу, а у нас не так уж и много бывает тех, кто может нагрянуть на ночь глядя, так что жизнь в «Доброй ночи» едва теплится и любой постоялец ему в радость.
Сегодня, впрочем, у него заночевало аж пятеро ландскнехтов — по разбойным мордам видать, что именно они, тут и на оружие с доспехами смотреть не надо, — весело проводившие время за пивом и костями. На меня они, вроде бы, внимания не обратили, однако ж я б не я была, если не ощупали они меня своими взглядами, пускай и исподволь. Жизнь в отряде наемников, это хорошая школа, знаете ли.